Возвращение белого князя
Жизнь — сука. Любовь не намного лучше. Все твои идолы превращены в шлюх. Даже музыка - дерьмо. Таков урок TIN MACHINE - самого циничного, вызывающего и язвительного проекта, осуществленного Дэвидом Боуи со времен The Man Who Sold The World. Мы предлагаем вам интервью, которое корреспондент «Турне» в США Джой Уильямс взяла у Дэвида Боуи.
Конечно, головокружительный успех, гарантированное место в истории вместе с неизбежной возрастной меланхоличностью играют роковую роль во взглядах поп-звезды на окружающий мир. Звучание TIN MACHINE - это буйство цветистых гитарных атак и жестких блоков ритм-секции. Ривс Гэбрелс, когда он в хорошем настроении, придает агрессивному напору своей лидер-гитары приятный привкус и динамизм, прилежно поддерживаемый Миком Ронсоном. Основную музыкальную мощь обеспечивают братья по ритму Хант и Тони Сейлс, работавшие с Боуи еще во время возвращения Игги Попа на гастрольную сцену в 1977 г. Сам же Боуи между тем упивается вихрем своего вокала - воодушевленного и непоказного.
По утверждению Боуи, TIN MACHINE - это действительно группа, равноправное партнерство, а не просто очередной сольный проект достигшего совершенства рокера. Однако нет сомнения, что он является если не центральным, то, во всяком случае, лидирующим персонажем альбома. Добрая половина всех 14 песен на пластинке - это все тот же самый рок Боуи, корнями уходящий в эпоху Spiders From Mars и лишь слегка измененный постпанком конца 80-х.
*
Я побывала на концерте TIN MACHINE в Hollywood Palladium и убедилась, что звезда такого калибра и одаренности, как Боуи, действительно способна стать одним из винтиков в механизме традиционной рок-н-ролльной группы, как это уже было доказано Полом Маккартни и Wings, Тоддом Рандгреном и Utopia и т.д.
Возвращение Белого Князя в абсолютно нетеатрализованном облике, одетого в простую тенниску вокалиста, лидера еще одного шумливого квартета, многие восприняли как очерёдное звено в многолетней цепи хамелеоновских превращений. И не без оснований. Когда люди определашого возраста, изрядно покопавшиеся во всех роковых жанрах, вдруг решают оставилъ все как есть, здесь почта всегда присутствует элемент расчета.
И все же концерт TIN MACHINE - это все, что угодно, но только не Дэвид Боуи в роли «гвоздя программы». И не потому, что Боуи целиком погрузился в демократию группы, - скорее, квартет звучал как честная боевая единица, где все вдруг одновременно решили надавать друг другу музыкальных пинков. И я решила без вступления начать сразу с серьезного вопроса - с какой это радости вдруг: "Я лишь один из членов группы"?
Дэвид Боуи: Это одна большая семья. Я думаю, что наш успех именно потому, что мы - ГРУППА. Как это воспринимаем остальными - проблемы этих остальных.
В: Но ведь так было не всегда, разве нет? Такое впечатление, что Вы пускаете все на самотек и полностью растворились в группе.
Д.Б.: Дело не в том, растворился я или нет. Дело в различии моих обязанностей. Когда я выступаю соло, я стараюсь создать какую-то концепцию. Сольный концерт - это вполне конкретный вид представления, в отличие от него сейчас нам не нужна театрализация, важнее - сама музыка.
В: Для Вас это возможность расслабиться?
Д.Б.: Нет. Это просто другая форма работы. Если однажды уже что-то сделано, зачем к этому возвращаться?
В: Вы одновременно сосредотачиваетесь на различных вещах?
Д.Б.: Сейчас да. И сейчас мне жутко нравится все то, что я делаю с TIN MACHINE, хотя я параллельно работаю и над несколькими сольными вещами.
В: Таким образом, TIN MACHINE - это проект, удовлетворяющий определенное...
Д.Б.: Определенную музыкальную потребность.
В: Все вещи на альбоме написаны Вами или целиком или в соавторстве с остальными. Многие спрашивают: "Почему Боуи звучит так странно?". Вы сами выбрали такое звучание.
Д.Б. Все это, в основном, вырастает из самых поздних 70-х. All The Young Heroes, Scary Monsters и чуть измененная мелодика. Плюс манера игры Ривса Гэбрелса - прекрасный сплав стилей Роберта Фриппа и Адриана Белью.
В: Чем для Вас является музыка? В Вас намного больше именно актерского дара, чем в большинстве рок-музыкантов, которые почти всю жизнь существуют в одном образе.
Д.Б.: О, Боже! Я думаю, что это не прибавляет способности работать во многих различных стилях.
В: Почему? Критики мешают?
Д.Б.: Нет, нет, нет! Это совершенно ни при чем. По крайней мере, для меня. Мне нравятся очень многие музыкальные стили как слушателю, и, к несчастью, у меня есть возможность более или менее писать в тех стилях, которые мне симпатичны. Так что я работаю в каком-то одном стиле не потому, что я не могу работать в остальных.
В: На это многие скажут: "Мне бы ваши проблемы".
Д.Б.: Но это далеко не простая проблема. Поверьте, это действительно так. Потому что требуется быть крайне осторожным. Если ты занимаешься чем-то слишком долго, ты как бы перестаешь ошибаться. Я все время пытаюсь этому помешать, и я возвращаюсь от большего звука к меньшему и потом опять к большему. Меня это ничуть не беспокоит, и я перехожу от сентиментальных баллад к чему-то тяжелому или к танцевальным вещам. Для меня это все - музыка, и я люблю ее сочинять и играть ее.
В: Когда это все началось? Вы один из тех людей, о которых кто-то когда-то скажет: "Однажды, когда мне было 12 лет, я увидел по телевизору Дэвида Боуи. Это было нечто. Я понял, что я хочу заниматься этим всю свою жизнь".
Д.Б.: Для меня таким был Литтл Ричард.
В: Так вот откуда Вы взяли Вашу бравурность.
Д.Б.: О, он был для меня всем. Я очень хотел быть саксофонистом в его группе.
В: Но Вы не стали священником...
Д.Б. (смеется): Нет! Нет, я далек от всего этого! Я, конечно, религиозен, но не настолько!
В: Я знаю, в чем тут дело! Вы не из Америки, где все так фанатично религиозны. Все ваши английские религиозные фанатики давно уже в Америке.
Д.Б. (прищелкивая пальцами): Точно!
В: А что Вы можете сказать о России?
Д.Б. Самым моим большим разочарованием было переступать в Москве через пьяных, валяющихся на тротуарах по ночам.
В: Или даже на мостовой...
Д.Б.: Да, по вечерам они появляются почти везде после какого-то времени. Я не был в России с 19... Дайте вспомнить... Когда же я там был в последний раз? Возможно в 1981? Я был в холодное, тяжелое время. Я ничего не знаю о России Горбачева и Ельцина.
В: Я была там в 1990 году - изменения огромны.
Д.Б.: Да, держу пари, что так. Я думаю, что это полные перемены. Когда я был там, это были Брежнев, Андропов и все эти ребята. Это было очень, очень трудно. Я не мог никуда пойти без этого парня за спиной. Он везде ходил за мной, и это было действительно тяжело. Я приехал на Транссибирском экспрессе в Москву, которая оказалась просто великолепной. Приятной стороной этого путешествия оказалось то, что я нашел множество людей, с которыми я мог страстно говорить об искусстве и музыке. Это было прекрасно. Когда ты преодолеваешь языковый барьер, ты можешь легко обсуждать и сравнивать вещи. У меня с собой были книги, я мог показать иллюстрации и рисунки.
В: Вам следует вернуться.
Д.Б.: Да! Я не хочу ждать. Будет просто великолепно посмотреть, как сейчас все это выглядит.
В: Такое ощущение, что привыкнуть к новой России Вам будет нелегко. Однако, если Вам хочется увлекательных и экзотических приключений, то Вам безусловно следует поехать.
Д.Б.: О, вне всякого сомнения.
©1992 Joy Williams/Artist Publications
Перевод ©1992 Дмитрий Аношин |
