Ату их - ату!
Всё это козни Литвы, крамола... Стонет Русь! И что бормотать? - вышел из подъезда, подъезд тёмный, а день яркий - ослеп и упал. И даже не скользко было, просто слепому упасть - раз плюнуть. Подножку даже не надо ставить.
Потом привыкли глаза, осмотрелся. Стоит рядом приятель К., стоит как светлейший князь - прямо, руки в карманы и скользящим взглядом поверх голов плывёт. Крикнул ему, чтоб он внимание своё обратил. Не слышит. Видно и впрямь мысли высоко его занесли. Ну ладно, подумал, пускай. И пошёл по делам, а куда шёл-то – забыл. Как упал, так всё и позабыл. Но зато стих сочинил. Вот он:
Под весенним лучом
Как-то взопрев,
Иду человеком
Мужского подвида,
Навстречу шагают
Сто с лишним дев
И честь отдают либидо!
Ну... стих как-то не очень, не очень... можно и лучше. Однако не время. Так подумал, огляделся. Далеко-далеко за спиной маячит тощая фигура долговязого К. - "Ему бы памятником!..", так подумал, со злостью, даже плюнул. Этому К. делать видно нечего, как только высокими мыслями парить! Нас не замечать!
Если уж это козни, происки, то собак на них спустить! Ату их, ату! Стал на четвереньки и залаял, громко так, заливисто. Как мог. Приятель мой возвышенный, тот, что К., даже внимания не обратил, хотя в ста шагах... Залаял громче, потом скорбно завыл и почесал ногой за ухом... Хотя, уже лапой. И тут же стишок новый в голову влетел. Сам собой, лёгкий, как пушинка. Вот он:
Тоска тяжела.
Луна высока,
Братцы, поймите мятежную душу.
Вдыхаю весну,
Аж ломит бока,
Но верности я не на-ру-у-шу-у.
Как приятно завыть! Приятней даже чем кусаться. Да-да, кусаться тоже успел попробовать. А пусть не тычут пальцем! Приятель К. успел убежать, ужо его бы!.. Зубы почувствовал острыми, челюсти крепкими, а вот сзади что-то щекочет - хвост! Всё как у людей, как у всякой приличной псины. Гордость тут обуяла, и захотелось побегать, попрыгать. Тут хряп пинком под рёбра! Ну, на войне как на войне - у людей, как у людей... Но хвост, всё же - это весело и волнительно.
Любовь, как сон иль наводненье.
Любовь, как ледокол средь льдин.
А где-то равнодушно, без сомненья,
У печки греется раввин.
Куснуть бы кого, равнодушного! Здорово б получилось. Ух! И стихи, они тоже, хорошо! Хотя, лучше б сочинить так: "У горячего камина пятки греет злой раввин". Злой, как собака!
Зазевался и чуть грузовик не переехал. Жестокий! А в нём пять тыщь кило! Посмотрел на чёрное колесо - каучуком пахнет, крутится. Сам закрутился, прямо волчком. Гонялся за хвостом до самой темноты. Взмок, а хвоста так и не догнал, но укусил. И так это больно во всём теле отозвалось, что тут же упал без чувств. А рядом чьи-то подошвы топают, сверху кричат: - С человеком плохо! С Человеком!
Склонился приятель К. и дружески по щекам похлопывает: - Андрюша, что с тобой? Очнись, друг. Батюшки, обморок!
Разглядел всё это сквозь мохнатые брови, встал, отряхнулся, отпихнул этого К. в сторону и уныло побрёл прочь, значит домой.
Михаил Дмитриенко, Алма-Ата
1996 год |