Мы мчимся по шоссе, ведущему к Будапешту. За окном мелькают поля, сады, одноэтажные загородные домики. Нарядные, окруженные зеленью и цветами, они словно только что сошли с театральных декораций, для которых старательный художник не пожалел ярких красок. Чем не сельская идиллия в духе Ватто? Добавить бы еще чуть- чуть лазури и позолоты, чтобы оттенить небо, разбросать, рассыпать вокруг солнечные блики, — тогда соответствие “традициям жанра” будет абсолютным. Но, судя по всему, рассчитывать на эту милость ее величества природы оснований нет: дождь как из ведра. Кажется, кто-то изо всех сил поливает ветровое стекло нашего автомобиля из шланга!
— А что, если побеседовать прямо сейчас? — вдруг раздается голос моего спутника. — Вы готовы?
— Да-да, — отвечаю я, доставая магнитофон, — но дождь... Смотрите, он усилился. Наверно, в таких условиях трудно вести машину? Может, мы поговорим потом, в Будапеште?..
— Не волнуйтесь, машина не космический корабль! Все нормально. Кстати, не пора ли обогнать этих тихоходов?
После короткого гудка наш “фиат” уверенно перемешается в левый ряд и устремляется вперед, оставляя далеко позади караван грузовиков. Вся операция занимает считанные секунды и выполняется столь непринужденно, будто за рулем — профессиональный гонщик. Скорость растет. Быстрее, еще быстрее... Машина мчится как лайнер по взлетной полосе, мчится, подчиняясь живой, захватывающей, опьяняющей стихии движения.
...Для одних имя “Матанья Офи” ассоциируется с глубокой тишиной библиотек, где он проводит свои текстологические исследования, с внушительными нотными фолиантами, выпущенными в свет его издательством, одним из самых авторитетных в США; для других — с метким пером прирожденного критика, чей стиль легко узнаваем с первых же строк; для третьих — с пленительным голосом поющей гитары. Как же удается ему совмещать три ипостаси, три разных, вобщем-то почти “непересекающихся” амплуа? Помню, в преддверии IX Международного фестиваля классической гитары в Эстергоме (Венгрия), куда в качестве почетного гостя был приглашен Матанья Офи, вопрос этот занимал меня больше всего. И вот — первая встреча. Представившись по-английски, с удивлением слышу в ответ: “Вы не возражаете, если мы будем говорить по-русски?”
С первых же слов М. Офи становится очевидно: советское гитарное исполнительство — предмет его последовательного профессионального интереса. Все, что происходит у нас в этой сфере, он знает настолько хорошо, будто живет не в далеком Коломбосе, на другом краю света, а в центре Москвы!
Да, в этом человеке многое поражает. И восхищает! — Кипучая, поистине неиссякаемая энергия, которой, право же, могли бы позавидовать и молодые журналисты; блистательное остроумие, оригинальность, глубина и меткость суждений, в мгновенье ока, как по волшебству, делающие его центром любого общества; достоинство никогда, впрочем, не переходящее в безапелляционность, ибо за ним — спокойная уверенность знания. А еще — артистизм и темперамент, в равной мере ощутимые и когда в руках его, как в былые времена, оживает гитара, и когда он виртуозно, без малейшего напряжения ведет машину, успевая при этом по-русски отвечать на мои вопросы и бегло переводить наш разговор на английский и немецкий, дабы присутствующие не скучали. Словом, без превосходных степеней характеристика Матаньи Офи просто невозможна! Но это мне еще предстоит понять, день за днем наблюдая за ним на концертах, “круглых столах”, Meisterschule Эстергомского фестиваля. А сейчас, по пути в Будапешт, где у Офи запланировано несколько деловых встреч, начинается наше первое интервью.
— Расскажите о Вашем творческом пути.
— О, он очень непрост! Дело в том, что я профессиональный летчик с 36-летним стажем. Сначала служил в военной авиации, потом перешел в гражданскую, стал капитаном экипажа. И вот однажды всерьез заинтересовался гитарой, начал играть. Естественно, в первые месяцы получалось далеко не все. Но я упорно работал и вскоре добился права на первый в своей жизни сольный концерт. Кстати, в этом мне очень помогла... авиация. Да-да, не удивляйтесь! Путешествуя по свету, летая с одного конца земли на другой, я постепенно собирал библиотеку. Кроме нот ее пополняли и материалы по истории музыки. Большую помощь в постижении “тайн” инструмента оказали и встречи со многими выдающимися исполнителями.
Как видите, я — автодидакт: всегда и всему учился сам. Вы спросите, почему? Потому что убежден: истинным профессионалом становится вовсе не обладатель диплома об окончании того или иного учебного заведения. Показатель профессионализма — неистребимая потребность познания. Приведу пример из собственной жизни. Около пятнадцати лет тому назад в надежде пополнить камерный репертуар гитары новыми сочинениями, я начал систематически работать в библиотеках. И вот однажды случайно натолкнулся на одну заинтересовавшую меня диссертацию, автор которой — не буду называть его имени, тем более что впоследствии он стал моим другом — проделал колоссальную работу. Однако среди упомянутых им данных, касавшихся творческого наследия Шуберта, была допущена неточность. Разумеется, я проинформировал коллегу об этом, представив необходимые доказательства. Ну, а для себя сделал вывод: бесспорных истин в науке — в том числе и в истории — не существует. Все, решительно все требует подтверждения конкретными фактами. Так я начал искать ответы на занимавшие меня вопросы.
Постепенно их становилось больше, ведь я глубже и глубже уходил в интереснейшую, хотя и абсолютно неразработанную тему — исследование эволюции гитары в странах Западной Европы начала XIX века. В ходе работы обнаруживались не только неизвестные факты, но и неизвестные имена: упомяну, например, композитора Франсуа де Фоса, чьи сочинения мне довелось найти. Не стоит рассказывать, как все произошло, — это долгая история. Важно другое: сегодня, думается, я могу с полной ответственностью сказать, что за долгие годы кропотливой работы в архивах добился кое-каких результатов.
— И немалых! Свидетельство тому — Ваши многочисленные статьи по истории гитары, опубликованные в разных странах, интереснейшие сборники нот с грифом "Издательство Матаньи Офи "Орфей ". Насколько я могу судить по собственным наблюдениям, их мечтает иметь любой гитарист.
— Благодарю Вас. Ну, а теперь вернусь к тому, с чего начал свой рассказ: я — автодидакт. Но вовсе не собираюсь делать объектом критики профессиональное музыкальное образование. (Кстати, моя жена Маргарита Мазо — музыковед, в прошлом — педагог Ленинградской консерватории. И поэтому в наших разговорах обсуждение данного вопроса периодически выносится на повестку дня — кажется, так принято говорить в СССР?) Если люди имеют возможность своевременно получить образование, не нужно эту возможность игнорировать: путь автодидакта очень и очень сложен, чреват преодолением многих трудностей. Ну, а если такой возможности нет, не стоит отчаиваться: для того, кто хочет знать, препятствий не существует, ибо жажда познания беспредельна.
— В чем Вы видите сегодня свою основную профессиональную задачу?
— В пропаганде классической гитары. Ее выразительные возможности до сих пор не получили должной оценки. По сей день я и мои коллеги в СССР, США и Европе страдаем от весьма распространенного мнения, что это несерьезный инструмент.
— Вот уж поистине проблема всех времен и народов!
—Да-да! Что можно сказать по этому поводу? Путь на академическую эстраду, который прошла гитара, оказался долгим и трудным. Как Вы знаете, он не был усыпан розами. Вспомните хотя бы Россию: здесь с давних времен существовало предубеждение против инструмента. Не столь уж часто жаловали его своим вниманием и европейские композиторы-классики, например, Бетховен, Шуберт. И хотя они оставили несколько сочинений для представителей нашего жанра, мы понимаем: эти опусы по своим художественным достоинствам уступают бетховенским симфониям или шубертовским Lied...
А вот Паганини, напротив, писал для гитары очень много, но и его музыка в большинстве своем не очень интересна. Увы, мы не знаем — и по всей вероятности уже никогда не сможем установить, — что все они думали о нашем инструменте. А жаль! Эта информация могла бы очень помочь в объективной научной оценке его эволюции.
Теперь настала очередь вспомнить о Фернанде Соре и Мауро Джулиани. Как известно, это как раз наиболее репертуарные композиторы XIX века. Но уровень написанного ими ни в малейшей степени не может сравниться с уровнем лучших сочинений Бетховена и Шуберта — упомяну два этих имени-эталона опять. Однако много работая в архивах в последние годы, я не раз убеждался: в ту же эпоху жили и другие талантливые композиторы, очень интересно писавшие для нашего инструмента. О существовании их музыки исполнители и критики сегодня даже не подозревают! Моя цель — доказать, что гитара обладает обширным репертуаром, объединяющим опусы представителей разных стилей. С ними необходимо познакомить концертирующих музыкантов, исследователей и конечно же слушателей. Тогда и только тогда гитара наконец станет полноправным членом современного музыкального содружества!
— Кстати, определение "гитара" сегодня объединяет по сути дела абсолютно разные инструменты — разные по облику, тембру, манере звучания наконец!
— Вы правы. Электрогитара и классическая гитара столь же непохожи, как домра и рояль! И потому, когда люди слышат название “гитара”, каждый воспринимает его по-своему. В результате возникает опасность непонимания предмета обсуждения.
— Как Вы относитесь к мнению, что писать для гитары может только композитор, обладающий навыками игры на этом инструменте?
— Увы, подобная точка зрения весьма распространена. Откройте, например, книгу Берлиоза об инструментовке. “Почти невозможно хорошо писать для гитары, не играя на ней самому. Однако в большинстве своем композиторы, применяющие ее, далеки от знания инструмента; поэтому они пишут для исполнения на ней непомерные трудности, не звучащие и лишенные эффекта,” — читаем мы в разделе “Гитара” (Цит. по изд.: Гектор Берлиоз. Большой трактат о современной инструментовке и оркестровке. М., 1972, Т. 1, с. 187.) Я отнюдь не убежден в непогрешимости этой идеи. Скажем, почти никто из композиторов, писавших музыку для А. Сеговии, не владел инструментом. Напомню их имена: Марио Кастельнуово-Тедеско, Мануэль Понсе, Хоакин Турина, Федерико Моррено-Торроба. Но предварительно они получали консультации по поводу его специфических особенностей. Более того: не будет преувеличением, если я скажу, что каждое сочинение, пополнявшее репертуар Сеговии, создавалось в результате совместной работы композитора и исполнителя. В большинстве случаев роль эксперта выполнял сам маэстро. Известны и другие примеры творческого содружества такого рода. Недавно я познакомился с рукописью шести романсов Бориса Асафьева. Она запечатлела, как протекал процесс сочинения. Как известно, традиционной в гитарной музыке является нотация в скрипичном ключе с транспозицией на октаву вниз. Так вот, Асафьев решил, что это неправильно: нотная запись, по его мнению, должна точно фиксировать звуковысотность музыкальной ткани. В итоге он прибег к басовому ключу. Однако аппликатура, проставленная в рукописи, явно не авторская. Скорее всего ее подготовил Василий Яшнев, с которым Асафьев советовался во время работы.
Когда Бенджамин Бриттен писал свой Nocturnal, то работал вместе с Джулианом Бримом. Получив готовую рукопись, исполнитель имел необходимость изменить там только одну ноту. Как видите, Бриттенхорошо понял и претворил особенности специфики гитары. Так что, если Композитор хочет писать для нашего инструмента, он должен внимательно изучить его. Это главное условие профессионализма.
— Какова Ваша оценка эволюции, которую претерпело академическое гитарное исполнительство за последние20—30лет? Каким Вам видится нынешнее состояние жанра — его плюсы и минусы, достоинства и недостатки?
— Честно говоря, большого оптимизма то, что я наблюдаю, не вызывает. По сравнению с представителями других жанров гитаристы очень подвержены, так сказать, воздействию моды. Скажем, сегодня модно играть латино-американскую музыку, завтра русскую, несколько лет назад было модно играть так, сегодня — этак!.. А что творится с репертуаром?! За последние годы, например, я присутствовал на нескольких международных фестивалях в Польше. Представьте: все без исключения польские гитаристы на них играли в основном сочинения латино-американских авторов: Кардоса, Мореля и других. Извините, но для меня это музыка кабаре. Играть ее с академической эстрады по меньшей мере несерьезно. Но, как видите, — играют! А вот совсем свежий, так сказать, пример — Эстергомский фестиваль, на котором мы с Вами имеем честь присутствовать. Вспомните вчерашний концерт: на сцену выходит польская девушка и играет вариации на испанскую тему. Честно говоря, я никогда не слышал испанских гитаристов, игравших вариации на польские темы! Существует устойчивое мнение, что гитара — национальный испанский инструмент — мнение, якобы подкрепленное документами. Я не уверен в правоте подобной точки зрения. Правда, гитара очень распространена в Испании и там существуют многовековые традиции в исполнительстве этого направления. Но мы не можем отрицать и традиций других национальных школ — французской, немецкой, итальянской, русской. Современная гитара для меня — инструмент универсальный. Не следует рассматривать его как принадлежность какой-то одной национальной школы. Почему, скажите, мы должны развивать одну традицию, когда их много? По-моему, репертуар — вне веяний моды и приверженности той или иной национальной традиции. Единственным критерием здесь должна быть музыкальная значимость сочинений.
Как мы знаем, у каждого инструмента свой репертуар, объединяющий сочинения разных направлений, стилей. Например, пианисты имеют возможность играть и классику, и современную музыку. Кто-то из них специализируется на исполнении Шопена, кто-то — Хиндемита... А веда многие гитаристы до сих пор — Вы представьте только! — не могут найти критериев формирования собственного концертного репертуара. Безусловно, исключения здесь есть. Например, датский музыкант Лайф Кристиансен, к сожалению, недавно умерший. Он категорически отказывался играть то, что модно, ибо нашел свой путь. На его пластинках записано несколько интереснейших монографических программ: скажем, на одной — сочинения Фернандо Сора, на другой — Василия Саренко, исполненные на 7-струнной гитаре: Кристиансен 6-струнник, однако русскую музыку, написанную для 7-струнной гитары, он считал необходимым играть на том инструменте, для которого она предназначена: по его мнению, любое сочинение должно звучать так, как оно написано, аутентично. Конечно, подобное представление обрекало музыканта на риск и необходимость жертвовать легкими победами. Но он не хотел поступаться своими принципами.
Сегодня многие артисты предпочитают играть то, что может быть хорошо продано. Успех рассматривается ими как коммерческий вопрос! Конечно, это можно понять, но какое, скажите, отношение подобная позиция имеет к искусству и профессиональному совершенствованию?!
Самая большая на сегодняшний день проблема нашего инструмента — его контакты с миром Большой музыки. По-моему, единственно правильный путь здесь — камерное музицирование. До тех пор, пока гитаристы не поймут этого, они будут обречены на движение по замкнутому кругу и никогда — слышите? Никогда! — так и не смогут ни на йоту продвинуться вперед: к прогрессу, новациям, к уровню подлинно современных творческих представлений. Напомню: прославленные мастера скрипичного исполнительства Яша Хейфец, Давид Ойстрах, Иегуди Менухин, как известно, не пренебрегали возможностью поиграть в ансамбле с коллегами квартеты Моцарта, Бетховена или, скажем, Бородина. Им было необходимо воочию убедиться, сколь широк диапазон выразительных возможностей инструмента: насколько разнообразными могут быть его звук, особенности интонирования, тембровая палитра... Да мало ли что еще?! Честно говоря, я не уверен, многие ли гитаристы (особенно молодые) могут похвастаться чем-нибудь подобным?.. Многие ли имеют желание и необходимые профессиональные навыки для такого вот увлекательного музицирования в ансамбле? Да и уровень их образования значительно ниже, чем у скрипачей и пианистов. Скажем, для того же камерного музицированная очень важен навык чтения с листа. Любой концертирующий скрипач может прочесть ноты, которые видит первый раз в жизни, как газету! А вот для гитаристов это нечто из области высшего пилотажа! Говорят, наш инструмент якобы очень труден, так как один и тот же звук может быть извлечен на грифе в трех-четырех местах. Ну, разве такой вот детский аргумент хоть сколько-нибудь способен оправдать элементарную неграмотность? Тем более что скрипка строится по тому же принципу, что и большинство струнных инструментов. Диагноз ясен: гитаристы до сих пор не выработали методологию обучения чтению с листа. И не мудрено! Вот в СССР, например, гитара почти не преподается в консерваториях: в основном спецклассы у вас функционируют в училищах или не очень серьезных (и потому не очень престижных) институтах. И при этом профессионалы предпочитают обсуждать отвлеченные проблемы вроде народности инструмента! Недавно я прочел в журнале “Советская музыка” статью “О домре и вокруг нее”. Один из основных вопросов здесь — именно этот. Я давно заметил, что в Вашей стране он почему-то интересует многих. И, кстати, не только применительно к домре. Честно говоря, я не считаю его правомерным. Почему? Да потому, что инструмент, так сказать, сам по себе не может быть народным или элитарным. Его жанровая принадлежность зависит от репертуара, которому отдает предпочтение исполнитель. Например, у нас в США скрипка является непременным атрибутом countrimusic. Значит ли это, что скрипка — народный инструмент? Вовсе нет! Точно так же, кстати, как и ее “родственницы” — домра, гитара, балалайка. Когда-то все они были созданы отнюдь не в великосветских салонах: их творцами стали простые люди - ремесленники, крестьяне, деревенские музыканты...
А в современном исполнительстве, как Вы знаете, каждый из инструментов, используется в разных амплуа: на балалайке, скажем, можно исполнять и обработки русских народных песен, и академический репертуар. На гитаре тоже. Так стоит ли всерьез обсуждать превосходство одного над другим? Простите за резкость, но это же идиотский подход! Если мы замкнемся только на фольклоре и популярной музыке, то сами же пострадаем от этого. Многие из лучших современных композиторов пишут для нас. Но пока существует такая вот странная позиция, мы не сможем сосредоточиться на пропаганде академического репертуара.
Около двадцати лет назад Софья Губайдулина написала две маленькие пьесы для гитары, которые я в скором времени намерен опубликовать на Западе. Не знаю, как протекала ее работа над ними: с кем из исполнителей она консультировалась, кто проставлял аппликатуру. Но эти миниатюры подобны драгоценным камням! Красота музыки пленяет с первых же тактов. А мастерство отделки каждой детали фактуры поистине ювелирное! Несколько лет назад я обратился к Софье Асгатовне с просьбой написать для гитары сочинение крупной формы.
— Хорошо, я сделаю это, — ответила она.
— Когда? — спросил я.
— Когда будет время.
Как Вы знаете, Губайдулина сейчас очень занята: она много, очень много работает, в частности в последние годы постоянно пишет для оркестра. Но я все же не теряю надежды убедить ее: маленькое — протяженностью минут двадцать — трио для гитары, флейты и альта станет сенсацией для всех, кому небезразлична судьба нашего инструмента! Авторитет гитары неизмеримо возрастет.
Ту же тему я обсуждал и с Альфредом Шнитке. В Бостоне мне приходилось слышать его “Реквием”. В оркестре там используются две электрогитары. Думаю автор может написать что-нибудь и для гитары-solo.
— Просматривая накануне нашей беседы каталоги нот, выпущенных за последние годы Вашим издательством, я обратила внимание на то, что Вы являетесь, так сказать, первооткрывателем целого ряда новых композиторских имен. Расскажите, как складываются Ваши профессиональные контакты с современными авторами?
— Мой неизменный девиз — “Поиск”. Я постоянно ищу новую, оригинальную музыку. Встречая композитора, проявляющего интерес к гитаре, я стараюсь завязать и активизировать контакты с ним. Например, на одном из последних музыкальных фестивалей я впервые услышал сочинения молодого композитора из Пуэрто-Рико Роберто Сьера (думаю, его имя Вам незнакомо). На фестивале прозвучали Квинтет для гитары и струнных и Дуэт для двух гитар. Вскоре после знакомства с автором, я подписал с ним контракт и намерен в ближайшее время опубликовать его произведения. Честно говоря, не знаю, смогу ли сделать бизнес на продаже этих нот. Напротив, скорее всего потерплю убытки. Но публикация необходима, ибо я уверен: это хорошая музыка! По-настоящему хорошая. И дело не только в том, что она написана для нетрадиционного тембрового состава: меня привлекает здесь прежде всего замысел, образный строй, язык.
— Ваше мнение об Эстергомском фестивале. Насколько я знаю, Вы приехали сюда уже в шестой раз. Почему?
— Меня привлекает возможность встретиться здесь с советскими музыкантами. Довольно долго я не имел возможности посетить СССР, да и гастроли ваших музыкантов в США были чем-то малореальным. В последние годы наши контакты упрочились, но пока еще, как видите, приходится встречаться, как выражаются дипломаты, “на нейтральной территории”. Впрочем, я очень люблю Венгрию, в частности живописный Эстергом, и, пользуясь случаем, хочу поблагодарить инициаторов прекрасного фестиваля. Кстати, хочется верить в вероятность проведения в СССР международного гитарного фестиваля, где сможет присутствовать и делегация американских музыкантов.
Впрочем, вернусь к Эстергому. Надеюсь, всем нам суждено еще не раз встретиться в его концертных залах. Тем более что за минувшие годы здесь сформировались интереснейшие традиции, атмосфера... Как это по-русски?
— Атмосфера интенсивных профессиональных контактов?
— Да. Причем, заметьте, на концертах присутствуют музыканты разных эстетических направлений. Следить за их реакцией, участвовать в дискуссиях захватывающе!
— Мне довелось наблюдать несколько таких “дуэлей”, но никакой воинственности противоборствующих сторон в них не ощущалось: хотя полемика была весьма острой и продолжительной, ей сопутствовал тень корректный, доброжелательный тон. Я констатирую это, потому что мои соотечественники, увы, иной раз в пылу борений бывают не прочь прибегнуть к запрещенному, но безотказно обезоруживающему приему: просто-напросто переходят на личности... К сожалению, в нашей стране это одна из печальных “традиций жанра”.
— Да, я наслышан о боевом темпераменте советских гитаристов! Ну, что ж, будем надеяться на мирный исход сражений!
— Высокая репутация Эстергомского фестиваля во многом обусловлена тем, что сюда съезжается профессиональная элита.
— Вы правы. Причем артистов прельщают отнюдь не баснословные гонорары, но возможность общения с коллегами из разных стран. Мы слушаем друг друга, обсуждаем то, что волнует всех нас сегодня, обмениваемся нотным материалом. Все это очень полезно!
— Расскажите о Вашем издательстве — его специфике, целях, задачах.
— Как я уже говорил в начале нашего интервью, работая в авиации, мне некоторое время приходилось совмещать свои профессиональные обязанности с музыкой. Честно говоря, это было нелегко. Но сейчас, уйдя в отставку и организовав собственное дело, я работаю в три раза больше, чем раньше! В своем издательстве делаю все сам: от планирования очередного нотного сборника до приклеивания марок на почтовые конверты! Мое издательство — это я один. Приходится совмещать сразу несколько амплуа: быть главным редактором, бухгалтером, художником, филологом... Правда, в редактировании материалов по истории музыки мне помогает жена.
Моему издательству уже 10 лет. За это время я выпустил около тридцати изданий. В основе большинства их — неизвестная музыка. Первым вышло в свет Трио Бетховена для скрипки, альта и гитары. Вы спросите, почему я начал именно с этого сочинения? Потому, что, как у же говорил, знакомство с камерной музыкой считаю для гитаристов задачей номер один. Затем опубликовал несколько своих обработок. Впрочем, к ним я быстро охладел: они выполнены на хорошем профессиональном уровне и я горжусь ими, но все же это не то, чем хотелось бы заниматься постоянно.
На протяжении ряда лет мое издательство публикует ноты сочинений современных композиторов. Расскажу Вам одну интересную историю в этой связи. Когда я преподавал гитару в Израиле, у меня занимался студент по имени Элима Ген. По моей просьбе он написал небольшое сочинение: тему с вариациями. Оно и открыло серию произведений современных авторов, которые я выпустил в свет. Так вот, знаете ли Вы, кто такой Элима Ген? Это внук Скрябина. Его мать, Ариадна Александровна, была второй дочерью Александра Николаевича. В Париже у нее родился сын. После гибели матери в лагере во время Второй мировой войны он попал в Палестину. Там я и познакомился с ним. Элима как две капли воды похож на Скрябина! Я опубликовал его сочинение, а ноты выслал в Москву, в дар музею Скрябина.
За годы существования моего издательства вышла в свет и серия сочинений американских композиторов, а также работы Вольфганга Лендли, Энрике Сантоса, Наталии Галан. Сейчас готовлю, как уже сказал, музыку Роберто Сьеры.
Предмет особой гордости для меня сборники русской музыки. Первый называется “Русская коллекция” и объединяет миниатюры А. Иванова-Крамского, И. Болдырева, С. Губайдулиной и ряда других авторов. Ему я предпослал очерк, посвященный истории развития гитары в России. Здесь мною были использованы материалы, выпущенные В. Русановым, Б. Вольманом, но в основном я опирался на результаты собственных изысканий. Многое, кстати, неожиданно для себя обнаружил в библиотеке имени Салтыкова-Щедрина в Петербурге? (Это единственное из известных мне советских книгохранилищ, где есть информация о русской гитаре на английском языке.) История развития гитары в России — очень интересная и перспективная тема, предмет отдельного исследования. К сожалению, я не располагаю условиями для того, чтобы продолжить изыскания в этой области: у меня мало времени, да и работа в архивах советских библиотек иногда оказывается очень трудоемкой. Я надеюсь, со временем (быть может, скоро!) история будет написана кем-то из молодых советских музыковедов.
Но вернусь к сборникам русской гитарной музыки. Скоро выйдет второй. Сюда войдут сочинения Андрея Сихры (крупная форма) для 7-струнной гитары в аранжировке для 6-струнной (я намерен поместить здесь и факсимиле оригинала). Впервые они были опубликованы в Петербурге в 1817 году. Их музыкальный язык очень опережает свое время: многие гармонические обороты, например, были “узаконены” и использованы Чайковским лишь 50 лет спустя. Вы представляете, как интересно сравнить особенности стилистики Сихры и его современников? Вот еще одна перспективная тема научной работы. Кстати, область русской гитарной музыки до сих пор остается неисследованной по-настояшему: создается впечатление, что магистральные пути академического музыковедения пролегают где-то в стороне от нее. А жаль! Время идет и мы... сами того не замечая, постепенно лишаемся важнейших свидетельств взаимосвязи разных явлений. В науке нет главного и второстепенного материала, тем более, если речь идет об истории искусства. Процесс формирования того или иного направления культуры неотделим от художественного контекста эпохи. Об этом необходимо помнить.
Кстати, работа в архивах очень сложна, часто поиски приобретают непредсказуемый характер: исследователь уподобляется криминалисту. Вы спросите, почему? Большинство материалов находится в руках частных лиц. Люди умирают, их архивы рассеиваются... Вот Вам пример. В Томске жил некто Арсений Попов, обладатель большой и, судя по всему, интереснейшей коллекции. Недавно он скончался. Как я слышал, его собрание купил человек по фамилии Поликарпов. И вот после смерти Поликарпова коллекция исчезла. Где она сегодня, я не знаю. Поиски, увы, ни к чему пока не приводят. Говорят, что материалы могли быть переданы Пушкинскому дому.
— Дай Бог, если так...
— А если нет?
От автора. Вот так, вопросом, оставшимся, увы, без ответа, завершилось наше интервью. И все же хочется верить: поиск, который продолжает вести Матанья Офи, увенчается успехом.
Когда верстался номер, я узнала, что М. Офи уже осуществил этот замысел.
Ирина Бельская
1991